14

-- Я в эту синюю лампочку когда-нибудь сапогом запузырю, чтоб не раздражала.

-- Не попадёшь.

-- С пяти метров -- чего не попасть? Спорим на завтрашний компот?

-- Ты ж разуваешься на нижней койке, метр добавь.

-- Ну, с шести. Ведь вот, гады, чего не выдумают -- лишь бы зэкам досадить. Всю ночь на глаза давит.

-- Синий свет?

-- А что? Световое давление. Лебедев открыл. Аристипп Иваныч, вы не спите? Не откажите в любезности, подайте мне наверх один мой сапог.

-- Сапог, Вячеслав Петрович, я могу вам передать, но ответьте прежде, чем вам не угодил синий свет?

-- Хотя бы тем, что у него длина волны короткая, а кванты большие. Кванты по глазам бьют.

-- Светит он мягко, и мне лично напоминает синюю лампадку, которую в детстве зажигала на ночь мама.

-- Мама! -- в голубых погонах! Вот вам, пожалуйста, разве можно людям дать подлинную демократию? Я заметил: в любой камере по любому мельчайшему вопросу -- о мытье мисок, о подметании пола, вспыхивают оттенки всех противоположных мнений. Свобода погубила бы людей. Только дубина, увы, может указать им истину.

-- А что, лампадке здесь было бы подстать. Ведь это -- бывший алтарь.

-- Не алтарь, а купол алтаря. Тут перекрытие междуэтажное добавили.

-- Дмитрий Александрыч! Что вы делаете? В декабре окно открываете! Пора это кончать.

-- Господа! Кислород как раз и делает зэка бессмертным. В комнате двадцать четыре человека, на дворе -- ни мороза, ни ветра. Я открываю на Эренбурга.

-- И даже на полтора! На верхних койках духотища!

-- Эренбурга вы как считаете, -- по ширине?

-- Нет, господа, по длине, очень хорошо упирается в {82} раму.

-- С ума сойти, где мой лагерный бушлат?

-- Всех этих кислородников я послал бы на Ой-Мя-кон, на общие. При шестидесяти градусах ниже нуля они бы отработали двенадцать часиков, -- в козлятник бы приползли, только бы тепло!

-- В принципе я не против кислорода, но почему кислород всегда холодный? Я -- за подогретый кислород.

-- ... Что за чёрт? Почему в комнате темно? Почему так рано гасят белый свет?

-- Валентуля, вы фрайер! Вы бродили б ещё до часу! Какой вам свет в двенадцать?

-- А вы -- пижон!

В синем комбинезоне

Надо мной пижон.

В лагерной зоне -

Как хорошо!

Опять накурили? Зачем вы все курите? Фу, гадость... Э-э, и чайник холодный.

-- Валентуля, где Лев?

-- А что, его на койке нет?

-- Да книг десятка два лежит, а самого нет.

-- Значит, около уборной.

-- Почему -- около?

-- А там лампочку белую вкрутили, и стенка от кухни тёплая. Он, наверно, книжку читает. Я иду умываться. Что ему передать?

-- Да-а... Стелет она мне на полу, а себе тут же, на кровати. Ну, сочная баба, ну такая сочная...

-- Друзья, я вас прошу -- о чём-нибудь другом, только не про баб. На шарашке с нашей мясной пищей -- это социально-опасный разговор.

-- Вообще, орлы, кончайте! Отбой был.

-- Не то что отбой, по-моему уже гимн слышно откуда-то.

-- Спать захочешь -- уснёшь, небось.

-- Никакого чувства юмора: пять минут сплошь дуют гимн. Все кишки вылезают: когда он кончится? Неужели нельзя было ограничиться одной строфой?

-- А позывные? Для такой страны, как Россия?!.. {83}

Жабьи вкусы.

-- В Африке я служил. У Роммеля. Там что плохо? -- жарко очень и воды нет...

-- В Ледовитом океане есть остров такой -- Махоткина. А сам Махоткин -- лётчик полярный, сидит за антисоветскую агитацию.

-- Михал Кузьмич, что вы там всё ворочаетесь?

-- Ну, повернуться с боку на бок я могу?

-- Можете, но помните, что всякий ваш даже небольшой поворот внизу отдаётся здесь, наверху, громадной амплитудой.

-- Вы, Иван Иваныч, ещё лагерь миновали. Там -- вагонка четверная, один повернётся -- троих качает. А внизу ещё кто-нибудь цветным тряпьём завесится, бабу приведёт -- и наворачивает. Двенадцать баллов качка! Ничего, спят люди.

-- Григорий Борисыч, а когда вы на шарашку первый раз попали?

-- Я думаю там пентод поставить и реостатик маленький.

-- Человек он был самостоятельный, аккуратный. Сапоги на ночь скинет -- на полу не оставит, под голову ло^{^'}жит.

-- В те года на полу не оставляй!

-- В Освенциме я был. В Освенциме вот страшно: с вокзала к крематориям ведут -- и музыка играет.

-- Рыбалка там замечательная, это одно, а другое -- охота. Осенью час походишь -- фазанами весь изувешен. В камыши зайдёшь -- кабаны, в поле -- зайцы...

-- Все эти шарашки повелись с девятьсот тридцатого года, как стали инженеров косяками гнать. Первая была на Фуркасовском, проект Беломора составляли. Потом -- рамзинская. Опыт понравился. На воле невозможно собрать в одной конструкторской группе двух больших инженеров или двух больших учёных: начинают бороться за имя, за славу, за сталинскую премию, обязательно один другого выживет. Поэтому все конструкторские бюро на воле -- это бледный кружок вокруг одной яркой головы. А на шарашке? Ни слава, ни деньги никому не грозят. Николаю Николаичу полстакана сметаны и Петру Петровичу полстакана сметаны. Дюжина медведей мирно живёт в од- {84} ной берлоге, потому что деться некуда. Поиграют в шахматишки, покурят -- скучно. Может, изобретём что-нибудь? Давайте! Так создано многое в нашей науке! И в этом -- основная идея шарашек.

-- ...Друзья! Новость!! Бобынина куда-то повезли!

-- Валька, не скули, подушкой наверну!

-- Куда, Валентуля?

-- Как повезли?

-- Младшина пришёл, сказал -- надеть пальто, шапку.

-- И с вещами?

-- Без вещей.

-- Наверно, к начальству большому.

-- К Фоме?

-- Фома бы сам приехал, хватай выше!

-- Чай остыл, какая пошлость!..

-- Валентуля, вот вы ложечкой об стакан всегда стучите после отбоя, как это мне надоело!

-- Спокойно, а как же мешать сахар?

-- Беззвучно.

-- Беззвучно происходят только космические катастрофы, потому что в мировом пространстве звук не распространяется. Если бы за нашими плечами разорвалась Новая Звезда, -- мы бы даже не услышали. Руська, у тебя одеяло упадёт, что ты свесил? Ты не спишь? Тебе известно, что наше Солнце -- Новая Звезда, и Земля обречена на гибель в самое ближайшее время?

-- Я не хочу в это верить. Я молодой и хочу жить!

-- Ха-ха! Примитивно!.. Какой чай холодный... С^{^'}э лё мо! Он хочет жить!

-- Валька! Куда повезли Бобынина?

-- Откуда я знаю? Может -- к Сталину.

-- А что бы вы сделали, Валентуля, если бы к Сталину позвали вас?

-- Меня? Хо-го! Парниша! Я б ему объявил протест по всем пунктам!

-- Ну, по каким, например?

-- Ну, по всем-по всем-по всем. Пар экзампль -- почему живём без женщин? Это сковывает наши творческие возможности.

-- Прянчик! Заткнись! Все спят давно -- чего разорался? {85}

-- Но если я не хочу спать?

-- Друзья, кто курит -- прячьте огоньки, идёт младшина.

-- Что это он, падло?.. Не споткнитесь, гражданин младший лейтенант -- долго ли нос расшибить?

-- Прянчиков!

-- А?

-- Где вы? Ещё не спите?

-- Уже сплю.

-- Оденьтесь быстро.

-- Куда? Я спать хочу.

-- Оденьтесь-оденьтесь, пальто, шапку.

-- С вещами?

-- Без вещей. Машина ждёт, быстро.

-- Это что -- я вместе с Бобыниным поеду?

-- Уж он уехал, за вами другая.

-- А какая машина, младший лейтенант, -- воронок?

-- Быстрей, быстрей. "Победа".

-- Да кто вызывает?

-- Ну, Прянчиков, ну что я вам буду всё объяснять? Сам не знаю, быстрей.

-- Валька! Сказани там!

-- Про свидания скажи! Что, гады, Пятьдесят Восьмой статье свидание раз в год?

-- Про прогулки скажи!

-- Про письма!..

-- Про обмундирование!

-- Рот фронт, ребята! Ха-ха! Адъё!

-- ... Товарищ младший лейтенант! Где, наконец, Прянчиков?

-- Даю, даю, товарищ майор! Вот он!

-- Про всё, Валька, кроши, не стесняйся!..

-- Во псы разбегались среди ночи!

-- Что случилось?

-- Никогда такого не было...

-- Может, война началась? Расстреливать возят?..

-- Тю на тебя, дурак! Кто б это стал нас -- по одному возить? Когда война начнётся -- нас скопом перебьют или чумой заразят через кашу, как немцы в концлагерях, в сорок пятом...

-- Ну, ладно, спать, браты! Завтра узнаем. {86}

-- Это вот так, бывало, в тридцать девятом -- в сороковом Бориса Сергеевича Стечкина с шарашки вызовет Берия, -- уж он с пустыми руками не вернётся: или начальника тюрьмы переменят или прогулки увеличат... Стечкин терпеть не мог этой системы подкупа, этих категорий питания, когда академикам дают сметану и яйца, профессорам -- сорок грамм сливочного масла, а простым лошадкам по двадцать... Хорош человек был Борис Сергеевич, царство ему небесное...

-- Умер?

-- Нет, освободился... Лауреатом стал.