42

-- Да тут ничего хитрого: хлорную известь разведёшь и кисточкой по паспорту чик, чик... Только знать надо, сколько минут держать -- и смывай.

-- Ну, а потом?

-- А высохнет -- ни следа не остаётся, чистенький, новенький, садись и тушью опять корябай -- Сидоров или там Петюшин, уроженец села Криуши. {311}

-- И ни разу не попадались?

-- На этом деле? Клара Петровна... Или может быть...

вы разрешите..?

-- ?

-- ... звать вас, пока никто не слышит, просто Кларой?

-- ... Зовите...

-- Так вот, Клара, первый раз меня взяли потому, что я был беззащитный и невинный мальчишка. Но второй раз -- хо-го! И держался я под всесоюзным розыском не какие-нибудь простые годы, а с конца сорок пятого по конец сорок седьмого, -- это значит, я должен был подделывать не только паспорт и не только прописку, но справку с места работы, справку на продуктовые карточки, прикрепление к магазину! И ещё я лишние хлебные карточки по поддельным справкам получал -- и продавал их, и на то жил.

-- Но это же... очень нехорошо!

-- Кто говорит, что хорошо? Меня заставили, не я это выдумал.

-- Но вы могли просто работать.

-- "Просто" много не наработаешь. От трудов праведных -- палат каменных, знаете? И кем бы я работал? Специальности получить мне не дали... Попадаться не попадался, но ошибки бывали. В Крыму в паспортном отделе одна девушка... только вы не подумайте, что я с ней что-нибудь... просто сочувствующая попалась и открыла мне секрет, что в самой серии моего паспорта, знаете, эти ЖЩ, ЛХ -- скрыто указывается, что я был под оккупацией.

-- Но вы же не были!

-- Да не быть-то не был, но паспорт-то чужой! И пришлось из-за этого новый покупать.

-- Где??

-- Клара! Вы жили в Ташкенте, были на Тезиковом базаре и спрашиваете -- где! Я ещё и орден Красного Знамени хотел себе купить, двух тысяч не хватило, у меня на руках восемнадцать было, а он упёрся -- двадцать и двадцать.

-- А зачем вам орден?

-- А зачем всем ордена? Так просто, дурак, пофорсить хотел. Если б у меня была такая холодная голова, {312} как у вас...

-- Откуда вы взяли, что у меня холодная?

-- Холодная, трезвая, и взгляд такой... умный.

-- Ну, вот!..

-- Правда. Я всю жизнь мечтал встретить девушку с холодной головой.

-- За-чем?

-- Потому что я сам сумасбродный, так чтоб она не давала мне делать глупостей.

-- Ну, рассказывайте, прошу вас.

-- Так на чём я?.. Да! Когда я вышел с Лубянки -- меня просто кружило от счастья. Но где-то внутри остался, сидит маленький сторож и спрашивает: что за чудо? Как же так? Ведь никогда никого не выпускают, это мне в камере объяснили: виноват, не виноват -- десять в зубы, пять по рогам -- и в лагерь.

-- Что значит -- по рогам?

-- Ну, намордник пять лет.

-- А что значит -- намордник?

- Боже мой, какая вы необразованная. А ещё дочь прокурора. Как же вы не поинтересуетесь, чем занимается ваш папа? "Намордник" значит -- кусаться нельзя. Лишение гражданских прав. Нельзя избирать и быть избранным.

-- Подождите, кто-то подходит...

-- Где? Не бойтесь, это Земеля. Сидите, как сидели, прошу вас! Не отодвигайтесь. Раскройте папку. Вот так, рассматривайте... Я сразу понял тогда, что выпустили меня для слежки -- с кем из ребят буду встречаться, не поеду ли опять к американцам на дачу, да вообще жизни не будет, посадят всё равно. И я их -- надул! Попрощался с мамой, ночью из дому ушёл -- и поехал к одному дядьке. Он-то меня и втравил во все эти подделки. И два года за Ростиславом Дорониным гнали всесоюзный розыск! А я под чужими именами -- в Среднюю Азию, на Иссык-Куль, в Крым, в Молдавию, в Армению, на Дальний Восток... Потом -- по маме очень соскучился. Но домой являться -- никак нельзя! Поехал в Загорск, поступил на завод каким-то петрушкой, подсобником, мама ко мне по воскресеньям приезжала. Поработал я там недель несколько -- проспал, на работу опоздал. В суд! Суди- {313} ли меня!

-- Открылось?!

-- Ничего не открылось! Под чужой фамилией осудили на три месяца, сижу в колонии, стриженый, а всесоюзный розыск гудит: Ростислав Доронин! волосы русые пышные, глаза голубые, нос прямой, на левом плече родинка. В копеечку им розыск обошёлся! Отбухал я свои три месяца, получил у гражданина начальничка паспорт -- и жиманул на Кавказ!

-- Опять путешествовать?

-- Хм! Не знаю, можно ли вам всё...

-- Можно!

-- Как это вы уверенно говорите... Вообще-то нельзя. Вы -- совсем из другого общества, не поймёте.

-- Пойму! У меня жизнь была нелёгкая, не думайте!

-- Да вчера и сегодня вы так хорошо на меня смотрите... Правда, хочется вам всё рассказать... В общем, я удрапать хотел. Совсем из этой лавочки.

-- Какой лавочки?..

-- Ну, из этого, как его, социализма! Уже у меня изжога от него, не могу!

-- От социализма?!..

-- Да раз справедливости нет -- на кой мне этот социализм?

-- Ну это с вами так получилось, обидно очень. Но куда ж бы вы поехали? Ведь там -- реакция, там -- империализм, как бы вы там жили?!

-- Да, верно, конечно. Конечно, верно! Да я серьёзно и не собирался. Да это и уметь надо.

-- И как же вы опять..?

-- Сел? Учиться захотел!

-- Вот видите, значит -- вас тянуло к честной жизни! Учиться -- надо, это -- важно. Это -- благородно.

-- Боюсь, Клара, что не всегда благородно. Уж потом в тюрьмах, в лагерях я обдумал. Чему эти профессора могут научить, если они за зарплату держатся и ждут последней газеты? На гуманитарном-то факультете? Не учат, а мозги затемняют. Вы ведь на техническом учились?

-- Я и на гуманитарном...

-- Ушли? Расскажете потом. Да, так вот надо было мне потерпеть, аттестат за десятилетку поискать, не труд- {314} но его и купить, но -- беспечность, вот что нас губит! Думаю: какой дурак там меня ищет, пацана, забыли уж, наверно, давно. Взял старый на своё имя аттестат -- и подал в университет, только уже в ленинградский, и на факультет -- географический.

-- А в Москве были на историческом?

-- К географии от этих скитаний привязался. Чертовски интересно! Наездишься -- насмотришься... Ну, и что ж? Только походил на лекции с неделю, меня -- хоп! -- и опять на Лубянку! И теперь -- двадцать пять лет! И -- в тундру, я ещё не был -- практику проходить!

-- И вы об этом рассказываете -- смеясь?

-- А чего ж плакать? Обо всём, Клара, плакать -- слез не хватит. Я -- не один. Послали на Воркуту -- а там уж таких молодчиков! уголь долбят! Вся Воркута на зэках стоит! Весь Север! Да вся страна одним боком на них опирается. Ведь это, знаете, сбывшаяся мечта Томаса Мора.

-- Чья?.. Мне стыдно бывает, я многого не знаю.

-- Томаса Мора, дедушки, который "Утопию" написал. Он имел совесть признать, что при социализме неизбежно останутся разные унизительные и особо-тяжёлые работы. Никто не захочет их выполнять! Кому ж их поручить? Подумал Мор и догадался: да ведь и при социализме будут нарушители порядка. Вот им, мол, и поручим! Таким образом современный ГУЛаг придуман Томасом Мором, очень старая идея!..

-- Я никак не одумаюсь. В наше время -- и так жить: подделывать паспорта, менять города, носиться, как парус... Людей, подобных вам, я нигде в жизни не видела.

-- Клара, я тоже не такой! Обстоятельства могут сделать из нас чёрта! Вы же знаете -- бытие определяет сознание! Я и был тихий мальчик, слушался маму, читал Добролюбова "Луч света в тёмном царстве". Если милиционер манил меня пальцем -- во мне падало сердце. Во всё это врастаешь незаметно. А что мне оставалось? Ждать, как кролику -- пока меня второй раз возьмут?

-- Не знаю, что оставалось, но и так жить?!.. Я представляю, как это тягостно: вы -- постоянно вне общества! вы -- какой-то лишний гонимый человек...

-- Ну, иногда тягостно. А иногда, знаете, даже и не тя- {315} гостно. Потому что как по Тезикову базару походишь, посмотришь... Ведь если новенькие ордена продают и к ним удостоверения незаполненные, так это -- где продажный человек работает, а? В какой организации? Представляете?.. Вообще я скажу вам, Клара, так: я сам -- только за честную жизнь, но чтобы все, понимаете? -- чтобы все до одного!

-- Но если все будут ждать от других, так никогда и не начнётся. Каждый должен...

-- Каждый должен, но не каждый делает! Слушайте, Клара, я вам скажу проще. Против чего произошла революция? Против привилегий! Тошно было русским людям от чего? От привилегий. Одни одеты были в робу, другие -- в соболя, одни пешкодралом -- другие на фаэтонах, одни по гудочку на фабрику, другие в ресторанах морду наращивали. Верно?

-- Конечно.

-- Правильно. Но почему же теперь люди не отталкиваются от привилегий, а тянутся к ним? И что говорить обо мне, о пацане? Разве с меня начинается? Я же на старших смотрю. Я же насмотрелся. Живу в небольшом городке в Казахстане. Что я вижу? Жёны местных начальников бывают в магазине? Да никогда! Меня самого посылали первому секретарю райкома ящик макарон отнести. Целый ящик. Нераспечатанный. Можно догадаться, что не только этот ящик и не только в этот день...

-- Да, это ужасно! Это меня саму переворачивало всегда, вы поверите?

-- Поверю, конечно. Почему живому человеку не поверить? Скорей поверю, чем книжке в миллион экземпляров... И вот эти привилегии -- они же охватывают людей, как зараза. Если кто может покупать не в том магазине, где все -- обязательно будет там покупать. Если кто может лечиться в отдельной клинике -- обязательно будет там лечиться. Если может ехать в персональной машине -- обязательно поедет. Если только где-нибудь мёдом помазано и туда по пропускам -- обязательно будет этот пропуск выхлопатывать.

-- Это -- да! Это ужасно!

-- Если забором может отгородиться -- обязательно {316} отгородится. И сам же сукин сын был мальчишкой -- лазил через купеческий забор, яблоки рвал -- и тогда был прав! А теперь ставит забор в два роста, да сплошной, чтоб к нему заглянуть нельзя, ему так уютно оказывается! -- и думает, что опять же он прав! А в Оренбурге на базаре инвалиды войны, которым объедки одни достались, играют в решку -- медалью Победы. Бросят вверх и кричат: "Морда -- или Победа?"

-- Как это?

-- Ну, там с одной стороны написано "победа", а с другой -- Изображение. Посмотрите у отца.

-- Ростислав Вадимыч...

-- Какой я к чертям Вадимыч? Просто -- Руся.

-- Мне трудно вас так называть...

-- Ну, я тогда встану и уйду. Вон, на обед звонят. Я для всех -- Руся, а для вас... особенно... Не хочу иначе.

-- Ну, хорошо... Руся... Я тоже не совсем глупенькая. Я много думала. С этим нужно -- бороться! Но не вашим способом, конечно.

-- Да я же ещё и не боролся! Я просто так рассуждал: если равенство -- так всем равенство, а если нет -- так к ядреней фене... Ох, простите меня, пожалуйста... Ох, простите, я не хотел... И вот видим мы с детских лет такое дело: в школе говорят красивые слова, а дальше не ступишь без блата, а нигде нельзя без лапы -- так и мы растём продувные, нахальство -- второе счастье!

-- Нет! Нет! Так нельзя! В нашем обществе много справедливого. Вы берёте через край! Так нельзя! Вы много видели, правильно, много пережили, но "нахальство второе счастье" -- это же не жизненная философия! Так нельзя!

-- Руська! На обед звонили, слышал?

-- Ладно, Земеля, иди, я сейчас... Клара! Вот я говорю вам взвешенно, торжественно: я всей душой был бы рад жить совсем иначе! Но если бы у меня был друг... с холодной головой... подруга... Если бы мы могли с ней вместе обдумать. Правильно построить жизнь. В общем я -- это ведь только внешне, что я -- как будто арестант и на двадцать пять лет. Я... О, если б вам {317} рассказать, на каком я лезвии сейчас балансирую!.. Любой нормальный человек умер бы от разрыва сердца... Но это потом... Клара! Я хочу сказать: во мне -- вулканические запасы энергии! Двадцать пять лет -- ерунда, я могу шутя когти оторвать...

-- Ка-ак?

-- Ну, это... у махнуть. Я даже сегодня утром присматривал, как бы я это из Марфина сделал. От того дня, когда невеста моя -- если б только она у меня появилась -- сказала бы: Руся! Убеги! Я жду тебя! -- клянусь вам, я бы в три месяца убежал, паспорта бы подделал -- не подкопаешься! Увёз бы её в Читу, в Одессу, в Великий Устюг! И мы начали бы новую, честную, разумную, свободную жизнь!

-- Хорошенькая жизнь!

-- Знаете, как у Чехова всегда герои говорят: вот через двадцать лет! через тридцать лет! через двести лет! Наработаться бы день на кирпичном заводе, да прийти уставшему! О чём мечтали!.. Нет, это я всё шучу! Я вполне серьёзно! Я совершенно серьёзно хочу учиться, хочу трудиться! Только не один! Клара! Посмотрите, как тихо, все ушли. В Великий Устюг -- хотите? Это -- памятник седой старины. Я там ещё не был.

-- Какой вы поразительный человек.

-- Я искал её в ленинградском университете. Но не думал, где найду.

-- Кого?..

-- Кларочка! Из меня ещё кого угодно можно вылепить женскими руками -- великого проходимца, гениального картёжника или первого специалиста по этрусским вазам, по космическим лучам. Хотите -- стану?

-- Диплом подделаете?

-- Нет, правда стану! Кем назначите, тем и стану. Мне только -- вы нужны! Мне нужна только ваша голова, которую вы так медленно поворачиваете, когда в лабораторию входите...

{318}